HERA ГераБогиня-покровительница семьи. Слыла защитницей матерей во время родов, поэтому умеет забирать боль, ладить с детьми и внушать уверенность в девушек. Являясь также супругой Зевса, метает молнии и повелевает погодой. Обладает чуткой интуицией.

fc: emily browning

• божественная атрибутика: диадема, павлины и скипетр, увенчанный кукушкой, чтобы бить Зевса по голове. • возможные обличья: одно единственное.

• принадлежность [пантеон]//лояльность: греческий пантеон // лояльна ему же. • родственные связи: Рея и Кронос - мать и отец. Аид, Посейдон, Гестия и Деметра - братья и сестры. Зевс - мужебрат. Арес, Эрида, Гефест, Геба и Илифия - дети.

    chapter     one :   genesis     
ʻʻnam    et     si      ambulavero    in valle    umbrae     mortis
         non    timebo     mala ,  quoniam     tu     mecum     es ʼʼ

ch.1 (then)

Гера кривит губы, откидывая книжку с мифами в сторону.

Потом она качает головой, даже ядовито усмехается и продолжает считать всех людей наивными глупцами.

Они называют ее коварной ревнивицей, сочувствую кобыле Ио и уверяют, что ни одна из любовниц Зевса не заслужила такой злой кары. Гера все не может успокоиться, отходит к окну и твердит себе, словно молитву:

Я не такая.

Она – величественная богиня, рожденная от плоти Реи и Кроноса. Она – венценосная властительница пантеона.
Она – супруга и даже мать.

Гера складывает руки на груди и не ищет утешения. Она помнит, что никогда не желала такой судьбы. Сдались ей эти девственницы и царицы? Она всегда была лучше. Она была недостижимой. Спрятанная от порочных взглядов богов, Гера росла в радости и невинности. И помыслы у нее были чистыми, а предназначение – действительно важным. Ей выпало стать хранительницей очага, семьи и брака. И Гера это воспринимала за счастье.

Она действительно была готова идти выбранной тропой.

Пока не встретила Зевса.

Рея предупреждает Геру, что этот брак ее погубит, а новоиспеченный муж даже самые благие стремления обратит в пепел. Рея расчесывает дочери медные волосы, вплетает в них цветы и в последний раз просит не совершать ошибку. Гера мягко улыбается и берет мать за руку, но молчит.

Гера все для себя решила.

И с тех пор писать честолюбие можно писать с нее.

Рядом стоит великолепный супруг, широко улыбается и предлагает жене целый мир. Он обещает исполнить все ее желания, стоит только попросить; а Гера слушается его и не верит своему счастью. Боги преклоняются перед ней, отовсюду сыплются песни и поздравления, рекою льется вино. Гера легко вступает в права верховной и считает, что сделала правильный выбор.

Она искренне верит в это, пока

не разбивается о действительность.

Ледяным океаном правда сносит богиню и рвет ее реальность на части. Та, которая была призвана охранять брак, не уберегла собственный оплот. Зевс ломает ее, крушит устои, а потом возвращается и все также широко улыбается, предлагая весь мир. Он выжигает ее изнутри и толкает к пропасти.

Гера держится на первый раз, достойно сносит второй удар, но когда все повторяется вновь, то глаза застилает пелена. Мрак окутывает ее душу, пробуждая самые темные мысли и чувства. И Гера больше не сдерживает себя.

Поначалу она верит, что Зевс одумается или пожалеет всех этих богинь и прелестных смертных дочерей. Но громовержец находит новую зазнобу и предается утехам сполна, пока душа Геры исходит ревностью и злостью.

Небеса темнеют и затягиваются, Рея молчит, но во взгляде – «я тебя предупреждала». Каждый враг – вчерашний друг, а верховная богиня наедине со своим самым глубоким омутом.

И ее затягивает с такой силой, что и противиться бесполезно.

Зевс всегда возвращается. Он смотрит на супругу с неподдельной нежностью, целует ее пальцы, а Гере больно настолько, что ей хочется вырвать себе сердце. Богиня четко знает две вещи.

Она любит своего мужа.

И это навсегда.

Но искупление грехов происходит криво и слишком цинично. Гера устраивает заговоры, проигрывает и вновь страдает. Они с Зевсом уничтожают друг друга, но в очередной раз возвращаются к истоку и понимают, что сильнее никого полюбить уже не смогут.

Гера чувствует себя сломанной. И до последнего наивно верит в каждые ненастоящие обещания громовержца.

Она идет с ним рука об руку на протяжении столетий и пытается научиться не терять тот свет внутри.
Но когда Зевс вновь исчезает, она истерично смеется, закрывает лицо руками и понимает, что больше не может служить палачом для каждой блудницы. Покой Геры трещит по швам, и теперь она надеется, что супруг просто однажды не вернется домой.

Она ждет, когда Зевс ее оставит.
Ждет и больше всего на свете боится этого.

Гера выглядит слабой и хрупкой, она не внушает страха и вряд ли сильно нравится остальным богам. Гера тихо заходит в спальню, где Зевс уже готовится ко сну и, сжимая ладони, шепчет простые слова.

Давай перестанем друг друга мучить.

Слова – колотое стекло. И они вновь заставляют душу богини кровоточить. Ей хочется, чтобы Зевс сказал свое твердое «нет», чтобы он опять пообещал ей весь мир и на этот раз сдержал собственную клятву.

Но громовержцев спокойно кивает и

соглашается.

Кроме отчаяния, у Геры ничего не остается.

ты - моя самая разрушительная стихия.

ch.2 (interlude)

За семь прошедших лет она практически не слышала о супруге. Лишь какие-то смутные слухи и невероятные домыслы. Гера неспешно гуляет по просторному особняку, который внезапно стал слишком большим для нее одной, и смотрит на обручальное кольцо, подаренное однажды мужем. Снять его она так и не смогла.

Та, что была призвана защищать семью, сегодня разрушает браки. Она берется за громкие дела, выводит на чистую воду изменщиков и буквально вырывает для их жен благополучие. Маленькая Гера – настоящая фурия в суде, а Вашингтон – кладезь разрушенных судеб и гнилых браков.

Когда в толпе мелькают светлые волосы, богиня умоляет себя не оборачиваться. И лишь горькая тоска где-то глубоко внутри дает о себе знать.

Книжка мифов лжет, а диадема пылится на полке среди прочих драгоценностей. Зевс построил ей рукотворный храм и наказал жить там вольной птицей. Но вот только стены дышат здесь обманом и болью; никак не супружеским счастьем.

ch.3 (now)

Когда-нибудь Леон сломает ей хребет.

Геру эта мысль изрядно веселит. Она вернула из тонкого мира себе грозного защитника, только он, несомненно, мечтает перегрызть ей горло.

Богиня не может остановиться и подначивает его колкими фразами, интересуется шрамами и спрашивает, неужели Геракл был действительно настолько ловким. При свете дня Гера сама невозмутимость. Она уверенно ведет машину и даже не смотрит на соседнее сиденье, где сидит молчаливый Леон. Она приказала стать ему тенью, и Немейский Лев слушается.
Скрипит зубами, но подчиняется.

Гера отпускает его, когда принимает клиентов, и не задает лишних вопросов; лишь откладывает книгу в сторону, когда хлопает входная дверь. В каждом шаге Леона если не кошачья грация, так запал охотника. Он внимательно смотрит на богиню и исчезает где-то в недрах особняка.

Гера почему-то думает, что если Лев решит уйти, то ей просто не хватит сил, чтобы его отыскать. Поэтому верховная предпочитает угрозы и умело делает вид, что все еще способна растрачивать божественную энергию.
Леон пока что верит. Чувствует подвох, но не может подобраться к правде.

По ночам у Геры в глазах немой вопрос – «все будет хорошо?».
Леон молча клянет всех богов и уж точно хочет обратно в тонкий мир.

«Ложись уже спать»

Гера ворочается во сне, вглядывается в темноту и откидывает одеяло в сторону. Ей все кажется, что во мраке кто-то есть и совсем скоро доберется до нее. Гера надеется, что у Леона хорошее зрение, но все равно нервничает и боится закрывать глаза, пока за окном не дребезжит рассвет.

Память услужливо подает битые окна и злые предупреждения – у Зевса были враги. И Гера из чистого упрямства не вернула мужа домой; идиотская женская гордость. Когда богиня спускается утром на кухню, Леон уже собран. Он ничего не говорит и покидает комнату быстрее, чем закипает чайник.

Гере бы его отпустить.

Но в те редкие моменты, когда Лев позволяет себе расслабиться и практически забывает о кандалах, Гера чувствует себя живой. Они перекидываются незначительными фразами и даже соглашаются, что раньше было лучше.

А потом кошка пробегает между ними.

И Лев никогда не сдерживает собственную ярость.

Гере бы испугаться.

Но богиня смеется и ничего не воспринимает всерьез. Его она не боится.

«Куда ты от меня денешься, Лео?»

Гере нравится эта игра. Она забывает про прежние раны и с головой уходит в новую борьбу. Повсюду поле сражения и развиваются флаги. Полыхают замки и вздымаются поля; богиня просыпается утром и чувствует огонь в своих венах.

Леон вновь невозмутим, но верховная помнит, как быстро крошится его терпение.

Когда же наступит мирная жизнь?

Гера знает, что однажды придет ее час расплаты.

Но она будет готова и по-прежнему считает себя невиновной.

Гера берет в руки кинжал и упрямо шепчет

давай.

    chapter     two :   exodus   
ʻʻvirga      tua     et     baculus     tuus ,  ipsa     me     consolata      sunt
       parasti    in     conspectu    meo    mensam     adversus     eos ,     qui     tribulant     me ʼʼ

• имя в мире смертных (англ | рус): Grigory Dimitrakis | Григория Димитракис • возраст и дата рождения: 29 лет; 08//07//91

• профессия: адвокат по бракоразводным делам. • место проживания: Вашингтон, округ Колумбия.

    chapter     three :   leviticus   
ʻʻetenim     benignitas    et      misericordia     subsequentur     me     omnibus
   diebus    vitae     meae,
et    inhabitabo    in    domo     domini     in     longitudinem    dierumʼʼ

• связь с вами: администрация.

• как вы нас нашли: создали сее прекрасное детище с Орфом и Прометеем.

проба пера

Snow Ghosts - and the world was gone

Мутная заводь протягивала к ней липкие ладони, желая захлестнуть целиком, желая утопить. Тина поднималась со дна, перехватывала запястья и тащила, тащила вниз, стирая в кровь кожу. Кислород в легких стал самой ядовитой отравой, а глаза заполонила пелена.

Лита оборачивается.

Марево. Ненавистное, чужое, словно проклятие. Она окутана им с ног до головы. Каждая клетка тела, каждая частичка изможденной души. Она была этим самым проклятием: несносным, беспощадным и абсолютно неуместным. Она была отравлена, но сама не могла до конца испить яд. Каждый раз было мало.

Наваждение. Непонятное, тошнотворное. Целая палитра волнующих эмоций; и все это застыло внутри. Застыло невысказанными словами, нелепой злобой и пустыми мечтами. Туманится сознание, горят самые чистые помыслы, оставляя после себя выжженные равнины из боли и слез. Но нет, это не ее дорога, не ей предначертан этот путь. Путь горечи и пепла.

Рядом проскальзывает ребенок, совсем еще девчушка, а за ней бежит светловолосый мальчик и сквозь призму смущения и наставлений искристо улыбается и так забавно окликает беглянку, что мисс Яксли хочется самой пуститься вдогонку за детьми. Она неумело идет к Робби, который неожиданной стал самым близким и невероятно чужим в одном и то же время. Она идет. Я иду.

Подростки, уже не дети, призраками проходят по коридору и больше не слышно забавных «Лита, Лита!» или «Поймай меня, Робби!». В коридоре сплелись синий и зеленый, в коридоре змея пытается достать орла. Нелепые споры, острые фразы, но все вполне мирно, вполне в духе семейства Яксли. Аэлита на секунду смотрит Роберту за плечо и видит, фактически чувствует, «Хватит дурачиться» от недовольного Корбана и наблюдает, как тот не замечает собственного сына.

И вот он стоит перед ней. Взрослый, высокий, но все такой же светловолосый. Когда-то он умел улыбаться, это Лита точно знает. Робби улыбался так лучезарно, что все девицы с его факультета взгляд не могли отвести. И Лита тоже не могла отвести глаз; ведь тогда океан внутри нее успокаивался, и все резко становилось на свои места. Яксли даже могла украсть его и не пытаться объяснить окружающим причины своих поступков. Она просто уводила двоюродного брата в сторону школьного двора и говорила о бессмысленных вещах, никогда не понимая, что он в ней видел. Кого он в ней видел.

Лита никогда не задумывалась, настолько похожа с Корбаном, не помышляла, что они делят одни и те же фамильные черты. Она не видела в своих жестах его движений и отказывалась признавать, что интерес к новым заклинаниям спровоцирован желанием удивить дядю. Зато это всегда знали окружающие, это знал отец, это видел Робби, но Лита все не соглашалась.

А сейчас призраки кружатся вокруг хороводом, прошлые и настоящие, они пришли за ней, а пучина в глубине души исходит ядовитым огнем. Корбан выстроил внутри племянницы бастионы, он выстроил целые замки и стал ее Цербером, но так и не научил ее жить самостоятельно, так и не объяснил самые простые правила игры. Корбан испортил ее, извратил.

И Лита  хватается за брата, прижимается к нему так крепко, как может, и чувствует такую же израненную душу. Только вот сына Корбан истязал осознанно, с ним он не играл в монстра, он им был. Перед Литой стоит родной, но такой чужой человек, и он держит ее изо всех сил, он не дает ей упасть, не позволяет утонуть в собственной бездне, и шепчет бессмысленные слова, которые она даже не слышит. В голове – шум, а в глазах – пыль.

- Робби, - это все, на что Аэлита сейчас способна, - Робби.

Лита хватает за него, потому что рядом больше никого нет; все сооружения рухнули, устои обратились в прах, а мечты кровавым золотом осыпались вниз. Это сделала с ней война, это сделал с ней Темный Лорд и все Пожиратели. Яксли винит всех вокруг, Яксли ищет виноватых, но отказывается признавать, что стрелять стоит лишь в себя.

Она ошиблась на всех фронтах и сторону всегда выбирала не ту.

Корбан Яксли стоит у окна и наблюдает, как его сын уводит двоюродную сестру, уводит ее и не оборачивается, а в голове у парня – четкий план действий. Сегодня на сцене ставят финал, вот только Лита еще этого не поняла. Глупая девчонка, она напоминала разбитую чашку из благородного фарфора. Края острые, ломкие, а некоторых частей и вовсе не хватает; но она так уверенно просит наполнить себя, она так слепо верит, что все еще можно вернуть. Ненастоящая реальность этими самыми осколками лежит у ног Литы, но она предпочитает идти по ним, изрезать все ноги в кровь, но не позволяет себе и на секунду задуматься о плохом исходе.

Лита сама себя убивает, решая похоронить под обломками воздушных замков и всех обещаний. Но она наивно верит в то, что сегодня Робби ее спасет; что он станет ее цитаделью и последним оплотом. Что он вновь подставит плечо и поможет разделить боль. Что он будет рядом.

- Вот и все, верно? – Лита практически смеется, почти хохочет, но все старается держать себя в руках и едва прикасается губами к чашке, не чувствуя вкуса чая. – И пришел конец.

Мы всегда знали, что так будет, - добавляет она про себя и вновь отпивает чай. Роберт сидит совсем рядом, и он ни капли не похож на Корбана. Лита знает, что хвататься за него и тянуть в илистую заводь – самый эгоистичный поступок. И она хочет его отпустить. К солнцу, к чистому небу, туда, где он будет лучезарно улыбаться. На мгновение ей приходит мысль остаться среди мрака настоящего, заковать в кандалы лишь себя, а кузену позволить улизнуть. Но вот девушка совсем не подозревает, что Робби уже на пути к этому. И его визит – последняя дань, его эпилог и самые лучшие помыслы во плоти. Будь она умнее, с легкостью бы прочитала это в его глазах.

Но Лита – глупая дурочка. И она прячется за осколки, не желая признавать очевидное.

Корбан Яксли убил их.
Уничтожил.

Но силы жить дальше есть только у одного.

И он сейчас сидит совсем рядом и сжимает ее ладонь.

- Так, как раньше, уже не будет, верно?

И в ответ глупой девочке эхо прошлого кричит

верно.